– Хорошо, – сказала она. – Я приду. Только дай мне время переодеться.
Гарет оставил ее одну.
В этот вечер она старалась особенно: красиво уложила волосы, переоделась, посмотрела на себя в блестящий металлический овал и осталась собой довольна. Щеки порозовели от ежедневных прогулок, локоны нежно обрамляли лицо, а фигура по сравнению с прошлым годом, покруглев, стала женственнее.
Когда она вошла в зал, мажордом проводил ее к креслу по правую руку от Гарета, сидевшего во главе большого стола. Под любопытными взглядами Роза покраснела от смущения.
Гарет улыбнулся с восхищением.
– Вы принесли в Мастерсон дух красоты, миледи.
– Благодарю вас.
– Это платье вам к лицу. Я не видел его с того времени, как… – он внезапно осекся.
– С той поры, как его носила леди Мэри, – помогла ему закончить Роза.
– Да, – глаза Гарета наполнились тоской. – Мне приятно, что ты надеваешь наряды моей сестры.
Роза понимающе кивнула.
– После смерти матушки я стала получать удовольствие, надевая ее вещи. Мне казалось, это сближает нас с ней.
Между ними воцарилось перемирие.
Розе понравились занимательные разговоры, которые велись за столом. Когда зазвучала волынка, выводя волнующую печальную мелодию, она искренне восхитилась мастерством музыканта и пленительностью музыки. Роза с улыбкой повернулась к Гарету.
– Никогда не слышала мелодии прекрасней!
Он взял ее руку в свою, погладил запястье и с гордостью сказал:
– Мы здесь в Мастерсоне не такие уж дикари!
Роза, смутившись, отняла руку.
– Пожалуйста, Гарет! Неловко! Все смотрят!
Он откинулся в кресле и засмеялся.
– Бог простит, если кто-нибудь заподозрит, что я тебя люблю.
Растерявшись, Роза подставила свой кубок, чтобы ей налили еще вина.
– Я бы не хотела, чтобы кто-либо подумал, будто мое отношение к тебе стало теплее.
Он нагнулся и погладил жену по плечу.
– А ведь было время, когда твое отношение ко мне было даже весьма горячим, а не только теплым!
Роза вздрогнула и сердито сверкнула глазами.
– Это было до того, как я узнала, что ты за человек на самом деле!
Гарет улыбался. Он решил, что больше не будет ее дразнить.
– Только представь, соловушка, если бы я не вдохновил тебя на побег, ты до сих пор в целости и сохранности жила бы себе за монастырской стеной под присмотром сестры Микоэлы!
Роза с ужасом вспомнила монахиню, так жестоко и грубо обращавшуюся с ней.
Гарет на время оставил ее наедине со своими воспоминаниями. Он обвел глазами зал.
– А где Джайлс? Я не видел его со вчерашнего дня. И позавчера он не встречался мне.
Роза твердо знала: нельзя позволять Гарету задерживать свое внимание на отсутствии Джайлса.
– Гарет, раз уж я здесь живу, мне кажется, ты должен показать мне замок. Мне хотелось бы взглянуть на спальню лорда.
Гарет был в полнейшем недоумении от удивительной перемены настроения Розы.
– Что ж, пойдем, – сказал он и помог жене подняться. – Мне доставит огромное удовольствие показать тебе замок.
Довольная тем, как ловко она отвлекла внимание Гарета, Роза проследовала за ним.
Спальня лорда располагалась над парадным залом, за галереей. Такой красивой комнаты ей не приходилось раньше видеть. Выстланный плитами пол от частого и тщательного мытья блестел. Стены комнаты были увешаны богатыми старинными гобеленами со сценками из придворной любви и военных подвигов предков Гарета. Скупой тусклый свет ноябрьского дня проникал через два узких высоких окна. В камине плясал огонь. Высокая спинка кровати, стол и стулья, изготовленные из мореного дуба, были покрыты причудливой резьбой. Портьеры, закрывавшие кровать, оказались вышиты шелком. Вдруг на одной из стен Роза заметила картину, подсвеченную свечами. Она блестела и переливалась, как многоцветный драгоценный камень.
– Что это, Гарет? Я никогда не видела ничего подобного!
Витраж был выполнен из кусочков цветного стекла – герб Мастерсона, ястреб.
– Витраж изготовлен для церкви. Я сделал его сам: ездил в Йорк за стеклом, подбирал кусочки, склеивал полосками.
Витраж совершенно очаровал Розу. Ее поразила еще одна грань натуры Гарета – его несомненный талант художника. Картина блистала оттенками цветов королевского двора: синим, красным и золотым. Ястреб казался олицетворением гордости и смелости.
– Когда же ты вставишь витраж в окно? – спросила Роза.
Лицо Гарета потемнело.
– Церкви, в которой запрещены службы, не нужны красивые окна.
Рука Розы потянулась к Гарету: ей захотелось провести пальцем по его сошедшимся к переносице бровям, чтобы этим жестом попытаться снять непрошенную боль. Но она не позволила себе проявить чувства.
Гарет устало улыбнулся, прочитав ее мысли.
– О, держи себя в руках! Жалость ко мне может дорого тебе обойтись!
Он подошел к окну и закрыл тяжелые парчовые шторы.
– Сегодня вечером холодно, – пояснил он необходимость закрыть шторы.
Роза лишь кивнула. Она не сводила глаз с Гарета, завороженная широким разворотом его плеч и рельефной мускулатурой бедер. Когда он обернулся, она не успела отвести глаз.
Он тихо позвал ее, в низком голосе звучала страсть. Роза вдруг почувствовала слабость во всем теле. «Это, наверное, от вина», – подумала она.
Роза предчувствовала, что именно сейчас произойдет, и ей не хотелось противостоять этому. Волнующая напряженность притягивала их друг к другу. Гарет обнял ее. Когда его губы припали к губам Розы, она забыла обо всем на свете: о Джайлсе, о том, что она побывала в руках врагов, и даже о том, что она в Мастерсоне пленница. Встав на цыпочки, Роза пила с губ Гарета волшебную пьянящую сладость, страсть пульсировала в венах, желание неумолимо захватывало ее.